ГРЕЗЫ
БАЛКОНЧИКА

Грезили ли вы когда-нибудь? Нет, я не имею в виду: мечтали или видели сны—грезили ли вы? То есть вот так: вы спите и не спите, бодрствуете и не бодрствуете, а точнее — спите и бодрствуете… как-то так… И непонятно, происходит ли что-нибудь из того, что происходит, или вовсе ничего не происходит из этого? Бывало с вами такое?
Вот и Балкончик грезил: висел себе над городом и грезил. Впрочем, нельзя сказать, что он висел себе, поскольку он не сам по себе висел — отдельно от мира, а висел при доме. Дом был старинный, розоватый и назывался «Русский ампир». А «ампир» — это такой торт… только из камня! Стало быть, как только вы увидите торт из камня, смело говорите: «Русский ампир» — и не ошибетесь, даже если так до сих пор и не очень поняли, что же это все-таки такое.
Что же касается самого Балкончика, то он был похож на цветок — этакая розочка из белого крема на торте, которую хочется съесть раньше всего остального. И был он весь в завитушечках — симпатичный Балкончик, прелесть просто! Правда, в том переулочке, где он висел, мало кто мог его видеть… Да и сам он мало кого мог видеть: народу тут немного ходило. Потому-то и грезил Балкончик: ведь грезить начинают тогда, когда вокруг мало что видно…
Значит, на этом и остановимся: Балкончик грезил. Разберемся просто, как он это делал. А делал он это так: забывал, что он балкончик, и думал, что он птичка такая. И говорил себе тихонько: «Я птичка такая». И будто бы начинал лететь над городом.
Конечно, будь он подвешен к современному какому-нибудь дому, представлять себя птичкой такой ему было бы не в пример легче: птицы ведь высоко летают! В его же положении представлять себя птичкой такой было, честно сказать, затруднительно. Но он все равно затруднял себя и — представлял. Правда, все-таки не очень точно представлял, и виной тому — что он все время оставался на месте, а у птичек так редко бывает: они постоянно перемещаются. Балкончик в принципе тоже очень не прочь был бы переместиться, но переместиться он мог только вместе с домом, к которому был прикреплен. Дом же никуда перемещаться не хотел, потому что был тяжелым и старым. Стало быть, и Балкончику приходилось не перемещаться. А коли так… значит, воображать себя надо было не просто птичкой такой, но неподвижной птичкой такой, что, вне всякого сомнения, гораздо труднее.
— Я неподвижная птичка такая,— внушал он себе совсем тихо, да переулочек, на его беду, был слишком уж узким: любое тихое слово звучало тут как гром среди ясного неба.
И всякий, кто хотел услышать, что говорил Балкончик, мог услышать, что говорил Балкончик. Ну и… услышивал!
— Неподвижных птиц не бывает,— так отвечала (хоть ее никто и не спрашивал) Крайняя Колонна.— Все птицы, которых я знаю — а их мимо миллионы напролетало! — очень подвижны. Они никогда не сидят на месте. Если птица неподвижна, она мертва. Так что ты, Балкончик, мертвая птичка такая.
— Птичка может не умереть, а просто замереть… тогда она тоже неподвижная. Я замершая в воздухе неподвижная птичка такая.
— А где тогда твои крылья? — спрашивал Горшок-с-Геранью.— Все птицы имеют крылья.— Где твои крылья?
— Вот,— отвечал Балкончик и показывал узенькие карнизики с обеих сторон.
— Тогда помаши ими! — требовал Горшок-с-Геранью.
— Пожалуйста! — говорил Балкончик и начинал пытаться сдвинуть карнизики с места.
— Эй-эй, поосторожнее, я вовсе не хотел бы развалиться! — ворчал Дом.
Балкончик утихомиривался, а Горшок-с-Геранью продолжал:
— Это было во-первых. А во-вторых, птицы имеют перья. Где твои перья?
— Вот,— отвечал Балкончик и предъявлял завитушечки.
— Тогда почисти их! — распоряжался Горшок-с-Геранью, и Балкончик начинал пытаться дуть на завитушечки, но они от этого чище не становились.
И тут уж каждому становилось понятно, что никакая он не замершая в воздухе неподвижная птичка такая, а просто-напросто Балкончик.
— Все равно я улечу отсюда! — говорил он так тихо, что почти про себя, но его все равно тут же услышивали.
— Тогда в стене образуется дырка и людям будет холодно жить,— предупреждал Дом. Балкончику было жалко людей — и он торопился улетать.
Но однажды осенью все люди взяли и выехали из дома, а дом обнесли лесами. Это означало, что в доме начинался ремонт. Тут-то Балкончик и решился…
— Настала осень! — сказал он во весь голос.— И теперь я улетаю отсюда в жаркие страны.
— Ну-ну! — усмехнулась Крайняя Колонна.
— Давай-давай! — подзадорил Горшок-с-Геранью.
— Эй-эй, поосторожнее! — предостерег Дом.
— До встречи весной! — крикнул Балкончик.
Но все вокруг только расхохотались, потому что Балкончик так и остался на месте.
— Ужасно глупый Балкончик! — выразил общее мнение Горшок-с-Геранью, и все общество принялось обсуждать, в какой цвет выкрасить балкончиковские завитушечки после ремонта.
Но тот в мыслях своих уже размахивал узенькими карнизиками, устремляясь в небо. Там он присоединился к стае журавлей и полетел вместе с ними — последним в стае, замыкающим. И легонько трепетали на ветру его завитушечки.
А внизу все еще продолжали обсуждать, в какой цвет эти завитушечки красить…
Если вы спросите меня прямо, улетел Балкончик или нет, то я, пожалуй, и не отвечу. Ведь когда мы грезим, то совершенно непонятно, происходит ли что-нибудь из того, что происходит, или вовсе ничего не происходит из этого… кто знает!

Евгений Клюев